НАШ ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ

 

Александр МОДЕСТОВ

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Интерес к событиям на Невском «пятачке» возник у меня потому, что мой садовый участок находится примерно в трёх километрах от Невского «пятачка». Я прекрасно знаю местность, где происходили эти кровавые события. Как большинство ленинградцев, я думал, что через «пятачок» наши войска, хоть и неудачно, пытались прорвать блокаду Ленинграда. Но первые сомнения в правильности выбора места прорыва у меня возникли, когда я подумал: а зачем мы высаживали десант через Неву, неся громадные потери, когда всего на расстоянии 18–20 километров от «пятачка», наши войска находились на левом берегу Невы вблизи устья реки Тосны в районе железнодорожной станции Сапёрная, соприкасаясь непосредственно с войсками немцев? К этому району от Ленинграда вели, находившиеся в наших руках, железная и шоссейная дороги. Чтобы выяснить, а действительно нам надо ли было, неся громадные потери, держать этот клочок земли, надо было поднять ряд работ, выполненных на документальных данных. Из этих данных видно, что громадные потери на Невском «пятачке» — свыше 300 тысяч, это стратегически большая цифра.

Повторяю, что основной причиной написания этой статьи, явились события вокруг Невского «пятачка». Но к этим событиям, как к снежному кому, прилипали всё больше и больше различных событий, имевших к обороне Ленинграда лишь косвенное отношение.

…Кто был автором Невского «пятачка» я не знаю, но высадка десанта произошла, когда командующим Ленинградского фронта был Жуков. Зная его любовь к плацдармам можно предположить, что им был именно он. Невольно встал вопрос о роли Жукова в судьбе Ленинграда, когда он был командующим Ленинградским фронтом и когда он стал первым заместителем Верховного Главнокомандующего. При анализе его деятельности под Ленинградом у меня сложилось своё лично убеждённое мнение, что он является вместе со Сталиным основным виновником, что блокада Ленинграда не была снята ни осенью 1941 года, ни весной 1943 года.

 

 

ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ,

ИХ ВЕРШИТЕЛИ, ФАКТЫ И МНЕНИЯ

 

Летом 1939 года развернулись события на Халхин-Голе. Японские войска вторглись в пределы нашего союзника Монголии. Наше правительство, выполняя обязательства, послало туда наши войска. По существу, началась необъявленная война между японскими и советскими войсками. Это самая тёмно освещенная страница нашей истории. Нашими войсками, направленными против японцев — Фронтовой группой командовал командарм 2 ранга Г. М. Штерн. В состав группы входили монгольские войска под руководством Чойбалсана, авиагруппа под руководством Смушкевича, 57 особый корпус и ряд других соединений. Главная путаница в освещении этих событий связана с тем, что Штерн был арестован и 25 октября 1941 расстрелян. Поэтому в дальнейшем все, кто описывали эти события, старались как-то обойти этот вопрос, и невольно создалось мнение, что всеми нашими войсками в Монголии командовал Жуков.

Григоренко пишет о руководстве Жукова: «Слишком велико было наше численное и техническое превосходство. Но и потери мы понесли огромные, прежде всего из-за неквалифицированного руководства. Сказывался характер Георгия Константиновича, который людей жалеть никогда не умел. Человек он жёсткий и мстительный, поэтому в войну я серьёзно опасался попасть под его руководство».

За разгром японцев Штерн, Жуков, Смушкевич и ещё 19 человек получили звание Герой Советского Союза. Но вот странно, что наряду с этими награждениями, Жуков представил 17 своих командиров к расстрелу. Президиум Верховного Совета, решения которого полностью зависели от Сталина, перепоручил свои полномочия Штерну, который всех помиловал. В дальнейшем эти командиры честно служили, получая ордена вплоть до Героя Советского Союза. Но Сталин, как видно, запомнил это представление к расстрелу, он понял, что этому человеку можно поручить любое тёмное дело и он его в точности исполнит.

Советское правительство в преддверии войны не могло согласиться с таким положением. Финляндии было предложено перенести границу на 40-50 километров на запад с компенсацией территории севернее Ладожского озера. Финляндия не согласилась. Тогда, спровоцировав инцидент, СССР начал войну с Финляндией. Война длилась с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года. И хотя нам удалось взять Выборг и некоторые территории западнее Ладожского озера, мы понесли столь громадные потери убитыми, ранеными, обмороженными и пленными против маленькой (около трёх миллионов человек) Финляндии, которые показали полную неспособность Красной армии вести современную войну. «Финская война для нас была большим срамом» (Василевский).

Советское правительство из этих неудач в войне с Финляндией сделало правильные выводы. Нарком обороны Ворошилов был заменён маршалом Тимошенко, были открыты новые командирские училища, число которых достигло до двухсот.

В это время в руководстве вооружённых сил возникла уникальная ситуация. Во главе армии стоял нарком обороны Тимошенко, его первый заместитель Будённый и начальник Генштаба Жуков.

Перед войной Сталин довольно часто вызывал к себе Тимошенко и Жукова для принятия решений по военным вопросам и думается, что мнения Жукова были для Сталина авторитетнее мнения Тимошенко. Тимошенко, на мой взгляд, был временная фигура. Конечно, последнее слово всегда было за Сталиным, но своё мнение до Сталина Жуков имел возможность всегда донести. Конечно, на этом высоком уровне рассматривались в основном оперативно-стратегические задачи: в какие военные округа направить войска, их состав, назначения их высшего командного состава, где и какие строить оборонительные сооружения, когда и как проводить мобилизацию и тому подобные задачи, которые, по большому счёту, не входят в компетенцию начальника Генштаба. Начальник Генштаба должен выполнять поставленные ему многочисленные оперативно-тактические задачи, от которых зависит обороноспособность войск, в том числе управление войсками и связь.

Небезызвестный В. Суворов пишет: «Генеральный штаб — мозг армии. Начальник Генштаба самый толковый и умный генерал во всей армии. Группировка войск — это, образно говоря, положение шахматных фигур на доске. Это он расставляет фигуры так, чтобы не проиграть. С февраля 1941 года Жуков — начальник Генштаба. И вот ситуация: 22 июня немцы нанесли главный удар севернее Полесья, разгромили советские войска в Белостокском выступе, теперь германские танковые группы могут развернуться на Смоленск и Москву, а у Жукова главные силы южнее Полесья. Вопрос: где же хвалёная гениальность Жукова?».

В своих «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков объясняет, что неудачи в первый период войны связаны с тем, что «многие из тогдашних руководящих работников наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны». Прямо чудеса. Начальник Генштаба обвиняет Генштаб, как видно, своих подчиненных, забывая, что последнее слово всегда за начальником, что за малейшее ослушание такого человека, как Жуков, следовали не выговор, а Лубянка со всеми вытекающими последствиями.

В самом преддверии войны Сталин и Берия готовят новый кровавый процесс над виднейшими военачальниками. Были арестованы генералы Штейн, Локтионов, Смушкевич, Рычагов, Мерецков, наркомы Ванников, Лихачёв и другие высшие командиры и конструктора. В дальнейшем Мерецков и Ванников были выпущены, но большинство — 25 человек, в том числе Штерн, Смушкевич и его жена, были расстреляны 18 октября 1941 года. Это когда враг рвался к Москве, и каждый командир был на вес золота. Репрессии высшего командования ВВС перед самым началом войны явилось одной из причин массовой гибели авиации в первые дни войны.

Рассмотрим беспристрастно начало войны и кто, в первую очередь виноват в её неудачном для нас начале.

Как уже показано в статье советско-финская война показала, что Красная армия совершенно не готова к современной для того времени войне. Но срок переподготовки был крайне мал: с 13-го марта 1940 года, дня окончания войны с Финляндией, до начала войны с Германией 22 июня 1941 года, было всего один год и три месяца. Поэтому Сталин, понимая или думая, что мы совершенно не готовы к войне, старался все возможными мерами оттянуть войну. Конечно, Сталин очень виноват в том, что война началась так трагически для нас. Но один ли Сталин виноват в этом? А где был наркомат обороны и Генеральный штаб Красной армии?

Политика политикой, но независимо от этого армия и флот должны всегда быть в готовности отразить противника. И в этом нарком обороны маршал СССР С. М. Тимошенко и нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов находились в равных положениях. Но Кузнецов за два дня до нападения объявил по флотам готовность № 2. (Готовность № 2 и даже учебно-боевую тревогу в целях военной подготовке имеют право объявлять в любое время все командиры частей и подразделений армии и флота). Как это пишет Н. Г. Кузнецов в книге «Накануне» в 23 часа 21 июня Тимошенко пригласил его в свой наркомат, стоявший рядом с наркоматом ВМФ, и передал ему через начальника Генштаба Жукова разрешение Сталина применять оружие при нападении противника. Это время согласуется с временем, когда Тимошенко и Жуков вышли из кабинета Сталина — 22.50. Менее чем через час на все флоты и флотилии был передан приказ перейти на готовность № 1 — боевую, то есть уничтожать все неопознанные корабли и самолёты противника. В два часа 40 минут все корабли и части флота доложили о полной боевой готовности. В первый день войны флот не понёс потерь. Непонятно только одно — почему это указание Сталина наркомом обороны Тимошенко и начальником Генерального штаба Красной армии Жуковым было доведено до командования ВМФ, а для своих непосредственно подчиненных объединений и частей с опозданием.

Впрочем, и эта противоречивая директива, отправленная в 00.30 минут 22 июня дошла до некоторых соединений через несколько часов после нападения Германии. Непосредственным ответственным за оповещение и связь являлся начальник Генштаба генерал армии Г. К. Жуков.

Маршал Конев писал: «Являясь начальником Генштаба Жуков обязан был разобраться в обстановке и разработать конкретные предложения в ЦК партии и правительства. Однако всем известно, что своевременных мероприятий, связанных с заблаговременным приведением войск в боевую готовность, и занятием ими соответствующих оборонительных рубежей для организованного и подготовленного отпора врагу, осуществлено не было».

Многие командиры соединений, не получив ясной директивы о применении оружия при нападении противника, были в полной растерянности и наши соединения понесли страшные потери.

То, что вышеуказанная директива была неграмотна — понятно. Основную работу по техническому оформлению документации вёл заместитель оперативного отдела Генштаба генерал-майор Василевский, а тут, имевшему только начальное образование, Жукову пришлось разрабатывать директиву самому… «Легенда» Г. К. Жукова о том, что Сталин не дал им с Тимошенко приводить войска в полную боевую готовность заранее — не более чем блеф». (Олег Козинский)

Сталин, давая указания не дать повода Германии начать войну, не думал, что Генштаб будет действовать, как дурак в известной русской сказке, который действовал по данным ему советам, не взирая на обстоятельства. Сталин, как лицо ответственное за высшую политику, давая последние указания, что не надо идти на провокации, он не думал, что лица, непосредственно отвечающие за оборону страны, воспримут эти указания в ущерб обороны.

Наши неудачи в начале войны, объясняются не только внезапностью нападения немцев и их опытом ведения войны, но и бездарностью и малой инициативностью нашего командования, боязнью принять решение, неугодное высшему командованию. И это имеет старую историю. После Октябрьского переворота и создания Красной армии почти весь Генштаб и большинство царских офицеров служили в Красной армии и благодаря их искусству большевики победили в гражданской войне. Но после гражданской войны они были оклеветаны в измене и подверглись репрессиям, как лица дворянского происхождения. Сталин их опасался. Таким образом, почти все они в двадцатых годах были заменены бездарными малограмотными командирами пролетарского происхождения, окончивших, как Жуков, командирские курсы.

Горбатов в своих мемуарах пишет, что когда грянула война, его до пота прошибли прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись столько опытных командиров ещё до войны».

Практически все высшие офицеры Германии имели опыт Первой мировой войны на должностях старших офицеров. В Красной армии был только один царский полковник — Шапошников.

В своих мемуарах Жуков пишет, что у нас было недостаточное количество оружия и оно было, в основном, устаревшим. Но вот тот же В. Суворов пишет: «Если верить Жукову, то получается, что наш глупый, отсталый и ленивый народ не дал армии достаточно оружия. И вот тогда, в критический момент, появляется он, гений и спаситель, весь в белом. А если верить цифрам, то получается иначе. Наш талантливый и трудолюбивый народ, голодая и замерзая, жертвуя всем, от куска хлеба до жизни миллионов людей, обеспечил армию оружием, количество и качество которого удивило даже Адольфа Гитлера. Но распорядился Жуков этим оружием так, что пятимиллионная кадровая армия была немедленно разгромлена и пленена, а тысячи танков и орудий, 25000 (двадцать пять тысяч) вагонов боеприпасов, огромные запасы продовольствия, обмундирования, инженерного и другого имущества оказались в руках противника в первые дни войны. И в этом надо винить не народ, а Жукова. Против 3712 устаревших танков у Жукова в подчинении было 23105 советских танков с несравненно высокими показателями… Жуков врал про многократное германское превосходство… Эту подлую книгу («Воспоминания и размышления») писали те, кто считал арийцев высшей расой, а всех остальных низшей».

И, если громадные потери наших войск в начальный период войны, можно ещё как-то объяснить «внезапностью» нападения немцев, то к середине августа наступило относительное равновесие сил. К этому времени и немцы понесли значительные, в отличие от нас, трудно восполняемые потери. Но «немецкие офицеры умело организовывали бой и управление действиями своих подразделений и частей, искусно использовали местность и выгодное направление. При угрозе окружения, немцы совершали организованный отход в глубину, обычно для занятия нового рубежа». (Соколов Б. В.)

«Объясняя громадные советские потери, германские офицеры обычно указывают на пренебрежение жизнями солдат со стороны высшего командования, слабую тактическую выучку среднего и низшего комсостава, шаблонность, принимаемых при наступлении приёмов, неспособность, как командиров, так и солдат принимать самостоятельные решения… Гитлер, вопреки распространённому мнению, стремился к минимизации людских потерь вермахта, сознавая ограниченность ресурсов Германии». (Соколов Б. В.).

К неоправданно большим потерям приводило стремление Жукова при малейшей возможности проводить контрудары и контратаки. В результате бросались в бой неподготовленными, теряли много людей и техники, но поставленных целей не достигали». (Соколов Б. В.)

Руководство Красной армии стремилось бросить в бой как можно больше людей и техники, лишь во вторую очередь, заботясь о взаимодействии и боевой подготовки. Советские войска побеждали за счёт огромного численного преимущества в людях и технике, истощая противника непрерывными атаками. В этих атаках не жалели ни людей, ни технику. На врага бросались тысячи, десятки тысяч танков и самолётов с плохо подготовленными экипажами. Геллер и Некрич отмечают: «Жизнь человеческая не стоила ни гроша; военное командование часто думало не о том, как выиграть сражение, не неся при этом ненужных потерь, а как выиграть бой, не считаясь ни с какими потерями».

«17 сентября 1941года Жуков издал приказ: Военный Совет Ленинградского фронта приказывает всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что оставление без письменного приказа военного совета все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу».

«По свидетельству маршала А. Е. Голованова, Жуков сам проводил этот приказ — заставляя пулемётчиков стрелять по отходящим батальонам». (Соколов Б. В.) Этот приказ полностью лишал инициативу командиров, их самостоятельный маневр при обороне. Кроме этих людей, по существу, были расстреляны руками немцев громадное количество штрафников, направляемых на почти верную смерть при лобовых атаках.

«После докладов об очередной неудаче или отходе войск Сталин диктовал не оперативные, а «карательные» распоряжения: «Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями».  <…> Сталин, более всех повинный в катастрофическом начале войны, проявил исключительную жестокость по отношению к тем, кто стал жертвой его просчётов». (Волкогонов).

Малообразованный Сталин не терпел в своём кругу образованных людей. Никто их них не имел высшего образования, большинство не имели и среднего образования.

В дальнейшем, когда была создана Ставка Верховного Главнокомандующего, и Жуков стал первым его замом, то явилась полная возможность все заслуги Красной Армии приписывать себе, а все неудачи свалить на подчинённых.

И почти все лавры Победы после войны присвоил себе Сталин, немного поделившись с Жуковым и Рокоссовским. Но после смерти Сталина и «разоблачения культа его личности» все лавры Победы невольно перешли Жукову. Многочисленные нелицеприятные высказывания о Жукове приводятся Виктором Суворовым. Сталин действительно бросал его в самые опасные места, и он действительно жесточайшими мерами с помощью заградотрядов и расстрелов останавливал паническое бегство. Но ведь и само паническое бегство было результатом плохого командования, так как наиболее опытные командиры погибли в застенках НКВД, а многие оставшиеся, больше думали о своей шкуре.

Рокоссовский пишет о Жукове: «Полководец с грозным именем Георгий свято верил, что он имеет право делать всё, что считает идущим на благо армии и Родины, даже унижать, а в военное время — расстреливать солдат и офицеров. Неудивительно, что число его врагов росло по мере его восхождения к вершинам карьеры…».

Вообще абсолютно большое число людей, (кроме небольшого количества любимчиков) которые лично сталкивались с Жуковым, отзывались о нём крайне отрицательно. Бывший командующий Сталинградского фронта Еременко пишет: «Жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он лишь умеет воевать количеством и на крови строит свою карьеру. Это человек страшный и недалёкий, высшей марки карьерист». Знаменитый участник перелёта вместе с Чкаловым через Северный полюс в США в войну генерал-полковник Байдуков охарактеризовал Жукова кратко — «зверюга».

«Возможно, маршал Жуков по количеству пролитой крови и шлейфу вынесенных смертных приговоров превосходит даже Сталина. Это одна из страшнейших фигур русской истории». (Бешанов) Бывший одно время личным телохранителем Сталина Рыбин А. Т., писал: «В 1946 году начальник ГУ контрразведки генерал-полковник Абакумов предлагал Сталину арестовать Жукова, как агента иностранной разведки». На это Сталин ответил: «Какой ещё шпион. Жуков малограмотный в политическом отношении человек, плохой коммунист, во многом деле просто хам, плохо воспитанный человек, большой зазнайка, но никакой он не шпион». Затем Сталин достал папку с надписью «Жалобы». «В письмах утверждалось, что Жуков настолько зазнался, что окончательно потерял контроль над собой. Впадая в гнев, без причин срывает погоны с генералов, унижает их человеческое достоинство самой безобразной в их адрес матерщиной, обзывает оскорбительными кличками и даже в ряде случаев дошёл до рукоприкладства». Впрочем, рукоприкладством в Красной армии грешили почти все. Маршал Конев избивал своих подчинённых палкой, ставя себе в достоинство, что это лучше, чем отдавать под трибунал.

Википадия отмечает, что в своих книгах «генерал-лейтенант инженерных войск Б. В. Бычевский противопоставляет человеческие качества Говорова, такие как такт, воспитание, элементарную вежливость, интеллигентность откровенному хамству Г.К. Жукова, который от невысокой культуры, а также на нервной почве старался унизить и морально растоптать подчиненных ему людей».

В нашей печати некоторыми авторами муссируется мнение, что Жуков разработал план операции «Уран» по уничтожению и окружению немцев, но потом Сталин направил его на отвлекающее ржевско-вяземское направление. На самом деле всё обстояло наоборот. Основной удар в военной компании 1942 года намечалось нанести на ржевско-вяземском направлении. Оттуда было более близкое расстояние до границ Польши и Восточной Пруссии. На этом направлении было сосредоточено до двух миллионов личного состава и большое количество военной техники, которое превосходило общее количество сил трёх фронтов под Сталинградом почти в два раза. Предвкушая триумфальный разгром немцев на этом направлении, он сам попросил Сталина направить его туда, а руководство более скромной операцией «Уран» поручить Рокоссовскому. Даже само название ржевско-вяземской операции «Марс» звучит более грозно чем «Уран». После операции «Марс» планировалась ещё более масштабная операция «Юпитер». Но операция «Марс» окончилась не так, как её планировал Жуков. Дэвид Гланц пишет: «Жуков осуществлял операцию «Марс» в характерной для него манере. Он не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал неблагоприятные условия местности и погодные условия.

Стремясь к победе, он полагался на нажим по всему фронту и простой маневр мощными танковыми и механизированными корпусами. Умело организованная немецкая тактическая оборона относительно небольшими боевыми группами, максимально использующие преимущества местности, сдерживали атакующие советские мобильные части, не позволяя им прорваться в оперативный тыл немцев. И если бы операции «Марс» и «Юпитер» были бы успешно проведены, то они поставили бы Германию на грань катастрофы уже в 1943 году, Красная армия избежала бы многочисленные потери, а Жуков имел бы действительно заслуженное народное звание «Маршал Победы».

Многие сейчас скажут, зачем ворошить прошлое, все эти люди-военачальники давно скончались и незачем ворошить их прах, это под их руководством была прорвана блокада и достигнута Победа? Всё это могло бы и так, если бы мы в ходе войны не понесли такие жуткие громадные потери, которые поставили под вопрос о существовании русского народа. В войне почти полностью погибло целое поколение мужчин. В войне принимали участие все народы СССР и все они несли потери, но самые значительные потери понес великий русский народ в лице великороссов, украинцев и белорусов. Почему поляки так упорно требовали восстановить правду о расстреле в 1940 году органами НКВД польских военнопленных офицеров? А почему мы так упорно хотим скрыть правду о Великой Отечественной войне? А почему мы ничего не говорим о наших бессмысленных потерях на Невском «пятачке» и в болотах под Синявинскими высотами, под станциями Погостье и Любань, превышающие невинные жертвы поляков в несколько сот раз? Это неуважение памяти погибших. Нам всё врали, нас заставляли врать и мы в настоящее время продолжаем врать, и не хотим знать правду. Вначале Сталин назвал весьма малую цифру потерь — 7 миллионов, Хрущёв — 20 миллионов, Горбачёв —27 миллионов, сейчас назвали «точную» цифру потерь — около 26,6 миллионов. Но точных цифр не может быть. Разве можно назвать точную цифру потерь от голода и болезней в нашем тылу во время войны или преждевременно умерших от ран и болезней, полученных после окончания её?

Неумение или нежелание беречь людей, было продемонстрировано и в наше время в ходе первой чеченской войне. Традиции, как говорится, продолжаются.

Вот скажут наши ветераны, почему Вы хотите очернить память о нашем гениальнейшем полководце Жукове. Ничего подобного в моих мыслях не было. Когда я начинал писать эту статью о Невском «пятачке», то я, как и большинство людей, не разбирающихся глубоко в сути проблемы, думал о Жукове положительно. Ужасная блокада Ленинграда лежит полностью на совести Жукова. Неудачное начало войны вместе с Сталиным и Тимошенко лежат на Жукове. Во всех операциях, где Жуков руководил лично, были громадные потери во много раз превосходившие потери противника.

Конечно, Жуков, как заместитель Верховного главнокомандующего, принимал участие в разработке главных операций, решивших судьбу войны, но это был коллективный труд Ставки и Генштаба, а окончательное решение принимал Сталин.

Вероятно, многие скажут, а зачем нам надо ворошить старое? А нужно для того, что историю надо писать честно, иначе это будет не история, а сплошной вымысел в интересах какой-то группы людей. Многие авторы и справедливо критикуют, что в советский период наших историков заставляли писать по заданию партии то, что ей было угодно. Да, война жестокая штука, да, в войне нельзя обойтись без потерь. Но военное искусство полководцев и заключается в том, что они достигают победы, по возможности, малой кровью. А наше командование в лице Сталина и Жукова жалеть людей не умели и не хотели. Почти во всех боевых операциях соотношение потерь было не в нашу пользу. И не только в начальный период войны, когда наши части были не подготовлены и немцы воевали грамотнее, но и в заключительный, когда у нас уже был опыт и громадное превосходство в боевой технике и вооружении.

В стремлении захватить больше территории Германии, чем наши союзники, мы несли большие потери, которых можно было бы избежать. В одной только Польше мы потеряли около 600 тысяч. Это больше, чем вся первоначальная численность группы «Север». Мы, как бы, хвастаемся своими потерями. Избежать таких потерь в Польше мы могли бы, если бы наши действия были бы согласованы с действиями Армии Крайовой и с эмигрантским правительством Польши в Лондоне. Но Сталину не нужна была независимая Польша,

Зачем Жукову, когда он стал командующим Белорусским фронтом, надо было штурмовать Зееловские высоты, когда Конев с юга, а Рокоссовский с севера подходили к Берлину с последующим его окружением? Только потому, что Жуков преследовал честолюбивые цели личного захвата Берлина, не считаясь, что при этом будут дополнительные громадные потери. «Самые замечательные полководцы всегда достигали решительных действий с минимум пролитой крови. Непомерные жертвы — это горе народное, это позор сталинского руководства, но не доблесть». (Мерцаловы)

В аннотации издательства на книгу Исаева «Георгий Жуков» отмечается, что «очень положительной была деятельность Жукова в качестве «кризис-менеджера» Красной армии, направляемого на наиболее сложные и опасные участки фронта для стабилизации положения или решения поставленных задач с минимальными потерями». Неужели автор этих слов не понимает, что его утверждения ложь, клевета и оскорбление нашего народа, Красной армии и её военачальников? Что ж все наши командующие фронтами, их штабы и командиры подразделений, принимавших участие в разработке планов операций и их осуществлении, были все настолько глупы, что разработанные ими планы и руководство боевыми действиями требовали исправления под руководством малообразованного человека? Что ж, по мнению автора, без Жукова и войну мы бы проиграли или выиграли с ещё большими потерями? Куда уж больше, чем имели. Наши действительные, а не официально объявленные, боевые потери раз в 5–10 больше потерь немцев. Наши громадные потери не только в начале войны, но и до самого конца, связаны во многом со Сталиным и его первым заместителем Жуковым.

Ведь беда в том, что это был именно Жуков, который мог активно вмешаться в ход боя и отдавать приказы непосредственно, даже командирам дивизий. Да, Жуков, как первый заместитель Верховного, был начальником и имел право дать приказ любому военнослужащему Красной армии и они должны исполнить его приказ. Но существует в армии принцип субординации: каждый начальник отдаёт приказ своим непосредственным подчинённым, а те своим и так до самого рядового. И вот является полномочный представитель, который имеет право его изменить. Такой человек, как Жуков, обязательно найдёт в нём недостатки и потребует его изменить. Но даже не совсем хороший план, лучше, чем в спешке изменённый сумбурный план, который может привести к напрасным потерям. Если операция прошла успешно, то лавры победы представитель Ставки может присвоить себе, если были неудачи — свалить на командующего фронтом.

Сталин прекрасно понимал, до какого плачевного состояния он довёл армию своими репрессиями. Он оправдано боялся войны, надеясь в дальнейшем усилить Красную армию. Но не мог остановить репрессии. В первые месяцы войны были расстреляны многие военачальники. Всего по приговорам военных судов и без них было расстреляно свыше ста тысяч человек. Ошибка Сталина состояла в том, что он в такой ответственный момент назначил малообразованного человека на пост начальника Генштаба, совершенно негодного для этой работы. Жуков отказывался от этого назначения, но получил приказ и был должен ему подчиниться. Но не надо ставить на должности людей, которые не соответствуют своей должности. Но и самый талантливый командир не сможет провести успешную операцию или бой, если его подчинённые плохо подготовлены, а это требует большой длительной работы, знания на что способен твой подчинённый, а что он по своим способностям выполнить не может. Никакой «кризис-менеджер» никогда этого не может знать и руководить лучше командующего не сможет. Только совершенно бестолковому командующему требуется «кризис-менеджер», но в таком случае надо не толкача присылать, а менять командующего. А так, если следовать логике, защитники Жукова утверждают, что все наши командующие были такими бездарями, что не могли обойтись без «гениальнейшего» Жукова. А если говорить серьёзно, то и в Красной армии того времени, когда в ней было мало образованных людей, Жуков по своему образованию, по способностям выше должности командира дивизии никак не тянул. Волею случая, а случай был уничтожение почти всего высшего командования Красной армии, он попал на высочайшую должность, где он не «дрова рубил», а судьбы людей. Вся гениальность Сталина и Жукова в том, что они стояли на вершине власти и могли трактовать все события войны так, как им это было выгодно. Во всех операциях, которыми руководил Жуков, наши потери были гораздо больше, чем потери противника. Русский народ, имевший потери почти в каждой семье, знает, что значит потерять своих близких в войне. Целое поколение, как лично и я, выросло без погибших на войне отцов. И часто виновниками их гибели были не немцы (их на бойню посылало гитлеровское правительство), а наше сталинское правительство и руководители типа Жукова. И долг нынешнего поколения восстановить, по возможности, всю правду о Великой Отечественной войне. За победу мы заплатили очень дорогую цену.

 

 

Татьяна ЛЕСТЕВА

 

НИ ДНЯ БЕЗ СТРОЧКИ

 

Маститый юморист был озадачен: несколько дней назад председатель писательской лиги Б. Оранский поручил ему выйти «в люди» и провести юбилейный вечер какого-то писателя, фамилию он плохо расслышал: то ли О. Верченко, то ли Отвертченко, то ли Аверченко.

— Ты знаешь, кто такой Отвертченко, — спросил он у коллеги по цеху, славящейся своей образованностью, и, услышав положительный ответ, тут же поручил ей сделать доклад о его творчестве на выездном заседании лиги в магазине «Букважор».

— Докладчик есть, — подумал он с удовлетворением. — Эта всю информацию из-под земли достанет. Я открою, расскажу об основных вехах юмористики, поделюсь собственным опытом. Пусть знают! Теперь надо продумать остальных ор-аторов. Ну, Сам, конечно, забежит, посидит несколько минут. Он и без подготовки на любую тему побалакать может, сколько надо. В московском литинституте заочно учился, когда завскладом работал. Профессионал! А говорит… Да… Отвертченко. Юморист. К юмористу надо бы музыку народную, барыню, что ли, чтоб сыграла и спела. Есть, есть такая!

Наконец, настал знаменательный день. По воле случая он совпал с праздником дураков, 1-го апреля. К шести часам народ лениво потянулся к «Букважору».

Войдя в конференц-зал, он огляделся по сторонам. Все были свои, —пис-лиговцы. На первом ряду справа сидела семейная чета: корректор газетки «Портовая сплетница» Некстафьев со своей блистательной королевой, как он обычно представлял свою благоверную Королёву с её неизменным аккордеоном. За ними сидел Сам. Кое-где места тоже были заняты пейсателями. Отвертченко среди присутствующих не было.

— Не пришёл юбиляр, ну, и чёрт с ним. Без него проведём. Главное, чтобы Сам галочку в плане поставил. А что до юбиляра, я-то чем хуже? — думал юморист, водружая своё длинное нескладное тело на председательское место.

Докладчица, хотя и примостилась с краю стола, но посматривала с ехидной улыбочкой то на полупустой зал, то на председателя.

— Пора начинать, — сказала она ему. — Что время попусту тратить. Никто больше не придёт.

Председательствующий встал.

— Разрешите юбилейный вечер юмориста Отвертченко посчитать отверстым.

«Аверченко», — поправил его сумрачный тип из центра первого ряда. «Где-то эту рожу видел, — Гаврилов посмотрел в сторону репликёра. — А, этот из Пушдома!».

Но его мысли прервал Сам…

— Я не могу не выступить на этом вечере. А поскольку тороплюсь на другое мероприятие, хочу сказать, что юмор юмору рознь. У чукчей один юмор, у моряков — другой. На западе весь юмор в штанах, ниже пояса, я хотел сказать. А ведь юмор — это серьёзное дело, а не какие-нибудь хаханьки да хихоньки. За него можно и по шее получить и кресла лишиться. Так что — серьёзность и ответственность. Мне пора.

Ну, вы ещё споёте? А пока исполнит жена нашего корректора. Давай, королева, врежь по аккордеону».

С первого ряда поднялась моложавая курносая женщина, прошлась по кнопкам и клавишам аккордеона и распевно произнесла. «Я Аверчинковых не знавала и про них не слыхивала. Я свои стихи прочту, а потом ужо и поспиваю.

 

Стих первый:

 

Юбилейные годочки

Поменяю на рубли.

Если Коля так поступит,

Он мне купит «Жигули»!

 

Стих второй:

 

Мне пятерочка вторая

К первой добавляется

И от этого в меня

Муж сильней влюбляется!»

 

Из последнего ряда раздался одинокий хлопок, услышав который муж в поэтическом экстазе воскликнул: «Эрогенную зону». Зал замолчал в напряжённом ожидании.

— Моя это романса, сама сочиняла.

И она запела. Голос у неё был сильный, резкий с металлическим привкусом, а слова, слова так и полились в уши, задевая не только души, но у особо впечатлительных и эрогенные зоны.

 

Я купила костюм в честь начала весны,

Только странного он оказался фасона.

Если сверху прикрытый, то снизу видны

Эрогенные зоны, эрогенные зоны.

 

Космонавты летят в неизвестную даль,

Пробивая дыру в хлипком слое озона.

После этого вдруг пропадают– мне жаль —

Эрогенные зоны, эрогенные зоны.

 

Я теперь влюблена и поют соловьи

Подложила себе полкило силикона

Чтоб любимому стали заметней мои

Эрогенные зоны, эрогенные зоны.

 

Юбилей, юбилей…Вы приедете? — Да!

Водку будете пить? —

       Да! Конечно! Резонно!

Так пускай юбилей будет нам завсегда

Эрогенною зоной, эрогенною зоной.

 

Засыпавший было зал встрепенулся и зааплодировал громко, вдохновенно. А певица посмотрела с плохо скрываемой грустью на своего убелённого сединами мужа и, тяжело вздохнув, опустилась на стул рядом с ним.

— «Свят, свят, свят!» — перекрестилась старушка Ирэна (лет восьмидесяти) с чёрным кашемировым платком на голове и заторопилась к выходу.

— Куда же вы, легенда вы наша… А банкет?

Вслед за ней направилась к выходу и докладчица.

Дважды повторять приглашение не потребовалось. Руки дружно потянулись к бутылкам, пластмассовые стаканчики наполнились до краёв. Репетилов торжественно запел величальную: «Как цветок душистый аромат разносит, так кубок пьянистый тост заздравный просит…». Нестройный хор, в котором выделялся сильный голос Королевы, подхватил: «Выпьем за Гаврилу, Гаврилу дорогого. Свет ещё не видел юмора такого!».

Банкет набирал силу.

Утром Гаврилов-Пивушкин первый раз за последние восемьдесят лет не услышал звонок будильника.

 

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТУПИКИ РОССИИ

 

Журнал «Литературная учёба» (№ 6, 2010) обратил свой взгляд на литературную жизнь Санкт-Петербурга, некогда бывшего, трудно сказать, первой или второй, но всегда литературной столицей. «Ни один московский поэт не мог войти в литературу, не получив признания в Петербурге (читай в Ленинграде — Т. Л.)…», — цитирует московский критик Е. Погорелая автора — О. Клинга, признавая, что в столичной Москве группируются «переселенцы» со всех концов России от южного Дагестана до Камчатки, что подпитывает «провинциальность» столичной литературы в отличие от питерской культуры.

Редакция, проведя небольшой опрос среди читателей пришла к весьма печальному выводу: из многочисленной армии писателей названы только трое: вездесущий А. Кушнер (1936 г. р.), блистательный В. Топоров (1946 г. р.) и букероносица (2009 г.) Е. Чижова, известная, по-видимому, не столько своими произведениями, сколько как главный редактор международного журнала «Всемирное слово» (Санкт-Петербург) и директор Санкт-Петербургского русского ПЕН-Клуба.

Читатель первого десятилетия нового века не знает ни Виктора Голявкина, ни Глеба Горышина, ни Даниила Гранина, ни Иосифа Бродского, ни Андрея Битова, ни Виктора Соснору, ни Глеба Горбовского, ни Виктора Кривулина, ни…

Например: Дмитрию Колесникову известен не только «саркастический» прозаик В. Попов, но и «выдающийся шестидесятник» Даниил Гранин с его мемуарным «Листопадом». Отметил он также и пару поэтов, с его точки зрения равных Кушнеру — Глеба Горбовского и Владимира Шемшученко. Ну, что касается Александра Кушнера, скромно отмечающего при публичных выступлениях своё сходство с не менее известным другим поэтом: («Александр Кушнер и Александр Пушкин… Не правда ли, как созвучно?»), то, пожалуй, мне больше всего импонирует его оценка критиком Виктором Топоровым: у А. Кушнера «…все стихи плохие» и «…дополнительным доказательством того, что их не читают, служит то, что одни и те же стихи Кушнер печатает в двух — трех журналах одновременно». Что же касается творчества Владимира Шемшученко, признанного в 2010 году «королём поэтов», то в данном случае трудно не согласиться с критиком, хотя и этого поэта, отметившего в феврале 55-летний юбилей, вряд ли отнесёшь к «молодым», разве только к молодым по духу.

А ведь рядом с этими доперестроечными «толстяками» из советского времени появилась масса новых журналов: «Второй Петербург» (А. Романов»), «Всероссийский собор» (В. Шемшученко), «Невский Альманах» (В. Скворцов), «Северная Аврора» (Е. Лукин).

К двум осколкам от распада Союза писателей СССР — петербургское отделение Союза писателей России под командованием каперанга («литературного чиновника» по терминологии редакции «Литературной России») Б. Орлова и Союза писателей Санкт-Петербурга под эгидой упомянутого «саркастического» прозаика В. Попова — примкнул Областной союз писателей во главе с генералом Петровым, Союз писателей-инвалидов, возглавляемый поэтом Андреем Романовым, Межнациональный союз, Союз поэтов, и.т.п., а если к этому добавить, что практически при всех библиотеках, университетах, академиях и институтах организованы ЛИТО или как минимум, литературные гостиные, то видно, как кипит и бурлит литературная жизнь на невских берегах. Не меньше, а, пожалуй, в несколько раз больше, (естественно, по количеству) того, что происходило в северной столице в начале прошлого ХХ века. Достаточно заглянуть в петербургскую достопримечательность — «Книжную лавку писателей» под руководством Н. Н. Балбуковой, — чтобы убедиться в этом: зал петербургских писателей заполнен журналами, книгами, книжечками и брошюрками разных форматов и цветов; чуть ли не ежедневно происходят презентации и встречи с писателями при переполненном зале. Все пишут, пишут, пишут…

Не так давно в петербургском отделении СПР произошло знаменательное, если не сказать знаковое событие: вышла в свет первая книга секции критики с претенциозным названием «Петербургская литература на рубеже веков. Сборник литературно-критических статей о современных писателях» (СПб., изд. «Дума». — 2011 г. — С. 288). И что же? Оказывается петербургская (!) литература на рубеже веков практически ограничивается литературой членов правления упомянутой организации созыва 2005–2010 г. (Б. Орлова, А. Скокова, Н. Коняева, Ю. Шестакова, А. Белинского, Г. Ионина), написанных зачастую теми же членами правления: Т. Батуриной — 2 статьи, В. Ефимовской — 3 статьи, Г. Иониным — 2 статьи, А. Белинским. И хотя составитель сборника Г. Ионин во вступительной статье утверждает, что коллеги пишут друг о друге «…отнюдь не комплиментарно», знакомство с так называемыми критическими статьями убеждает в обратном: не только комплиментарно, но даже сверхкомплиментарно. Пролистав чуть ли не триста страниц текста, читатель не найдёт практически ни одного критического замечания. Да и можно ли критиковать писателей, которых, по словам составителя, роднит «стремление к художественному осмыслению христианских ценностей», но имена которых (за редкими исключениями вроде Олега Чупрова — автора гимна Санкт-Петербурга) читателю неизвестны вообще. Прочитав этот сборник, я подумала, а чтобы сказал о всех этих писателях или о каждом из них в отдельности, например, Виктор Топоров.

Думаю, что выход есть, и он в составлении и печатании антологий, которые должны представлять весь срез литературного творчества данного региона, например. Конечно, составителю следует подняться над чисто местечковыми интересами, представляя все жанры и произведения основных наиболее ярких авторов. А вот материалы по «разбору полётов» следовало бы публиковать в многотиражных литературных журналах и центральных газетах. Вот тогда и появятся новые имена, и будет приоткрыта, если уж не дорога, то хотя бы тропа, для произведений талантливых писателей к читателю.